Водила

(из Дома у Дороги)

 

Никто так и не узнал, откуда он появлялся…

Но, собственно, никто из тех, кто встречал его на своей дороге, особенно  не интересовался этим. И в самом деле, когда в самую паршивую погоду, которую только может подкинуть судьба на трассе: в мелкий ли холоднющий дождь, в как назло сгущающиеся сумерки, в непроглядный ли туман, короче, в самую паршивейшую погоду, да еще и часто после кошмарного количества часов безнадежного зависания, из всех этих неблагоприятных погодных условий появляется, добродушно подмигивая фарами, фура, наконец-то снизошедшая до вышеописанных твоих несчастий и остановившаяся, вряд ли ты будешь обращать внимание на некоторые странности в ее появлении. Даже если толкнул бы тебя под бок какой-нибудь, неожиданно взявшийся виртуальный ангел-хранитель, утверждая, что только вон за тем поворотом, - который ты одолевал час назад, вспоминая все матерные слова, какие знал, и какие не знал, - этой фуры не было и не предвиделось, скорее всего, этими самыми словами ты бы и воспользовался, чтобы послать этого непрошеного доброжелателя куда-нибудь туда, куда дороги не доходят.

 

Погодка была как раз подходящей. Смеркалось. Поднимался туман. Накрапывал дождь – а дожди в этих горах отличались такой надоедливостью и нескончаемостью, что жители соседней области давно сложили поговорку, смысл которой сводился примерно к тому, что, чтобы доподлинно представить себе эти горы, достаточно сесть в лужу и поболтать ногами, - и мрякоть, царящая над горами уже с неделю, собиралась, похоже, эту поговорку оправдывать… Так что парень в старой зеленой ветровке, бредущий под очень тяжелым рюкзаком, несказанно обрадовался притормозившей фуре – настолько, что сообразить, что на подъемах они еще и двигателями ревут, для него оказалось непосильной задачей.

-         Докуда тебе, земляк? – поинтересовались из-за приоткрытой дверцы сочным мужским говорком, который, впрочем, ни одна область не признала бы своим…

Парень замялся, называя  какой-то, довольно близко расположенный населенный пункт. После чего – дверца распахнулась шире:

-         Забирайся!

 

Впрочем, вероятно, что ни у какого виртуального ангела-хранителя водитель этой фуры нареканий все-таки не вызвал бы. Приветливо улыбающийся, вроде бы молодой,  донельзя загорелый – он был похож на традиционный типаж положительного героя из старого фильма всем, вплоть до белизны выгоревших  светлых, слегка вьющихся волос, на которые разве что кепки не хватало (как потом выяснилось, была и кепка, но не одевать же ее в сумерки). Впрочем, киношный типаж вспоминался нескоро: просто выглядел водитель весьма естественно.

Он всмотрелся в своего попутчика, который явно обрадовался возможности снять рюкзак такого веса, точно грузили его, по меньшей мере, кирпичами, и наконец-то сесть; после чего водитель вопрошающим тоном повторил сказанное название населенного пункта, парень замялся, не собираются ли его, чего доброго, спрашивать о деньгах – а поговаривали, здесь и при оных уехать не могли. Но вроде поздно: в машину пустили. Да и делать это явно было бесполезно: весь вид парня говорил, что денег у него нет, и говорил очень громко. Но водитель выдал другой комментарий:

-         До города небось едешь?

-         До города, - сознался парень, устраиваясь поудобнее. Надо сказать, до города было на много километров дальше, чем до названного парнем пункта.

-         Так бы и говорил, - фура, точно поддерживая хозяина, рыкнула мотором. – Ну так считай – доехал…

-         Да неудобно… - что-то в этом роде промямлил парень.

-         Неудобно, знаешь, штаны через голову одевать! – отозвался водитель. Фура карабкалась на новый подъем.

 

Минут через десять выяснилось, что попутчик оказался разговорчивым. Через пятнадцать – что разговорчив он был даже слишком: несмотря на позднее время и явную усталость, он извергал неукротимый словесный поток, грозящий вскоре перерасти в словесный понос.

Как выяснилось, хотя никто у него это не выяснял, парень был из столицы (до которой было о-го-го сколько), столицу, впрочем, материл, здешние места, соответственно восхвалял за их высокие просветляющие способности и чего-то там еще такое… Впрочем, подобные речи были здесь не в новинку. Дальше извергаемая парнем телега катилась по гладко накатанным (парню явно нравилось это дело) рельсам в сторону всевозможной духовности и просветленности. Изредка – очень изредка – он предпринимал попытку остановиться и поинтересоваться мнением собеседника. Водитель реагировал «Угу» или «Хм», ибо явно слушал собеседника в пол-уха  (если вообще слушал), поскольку следил за дорогой: туман, темнота, дождь и горные дороги, ремонтировавшиеся в последний раз во времена незапамятные – коктейль нешуточный.

Время шло. Мотор рычал. Километры летели. Сгущалась темнота. Наползал туман. Дождь не прекращался. Парень нес пургу… Впрочем, часа через полтора он все-таки решил, что разумнее – уснуть.

 

Проснулся он, когда уже серый дождливый рассвет неохотно выползал на небо (благо, светлело рано) и до города оставалось совсем немного. Проснулся, потянулся, покосился на рюкзак и поезд пурги по накатанным рельсам.

-         Наконец-то, - произнес парень, вглядываясь в окно, где уже появлялись первые дома пригорода. – Это уже настоящие эти горы. – Далее он упомянул несколько близлежащих городов и мест, которые, с его точки зрения таковыми не были. – А вот переедешь границу, - мечтательно сказал он, - буквально шаг шагнешь, так и понимаешь, что то самое, прямо и небо другое, и трава другая…

-         А по мне – так небо как небо, трава как трава, - хмыкнул водитель, заворачивая  фуру на мост; он явно нисколько не заботился сложившимся у попутчика мнении о нем, как о человеке приземленном и непросветленном совершенно. Но,  когда фура уже мирно катилась по мосту – обычная для здешних дорог гравийка сменилась асфальтом, – он изрек следующую фразу, которой парень, мягко говоря, не ожидал. – А все-таки, дурак ты, парень: настоящих границ столбами не отмечают. – После чего тем же тоном поинтересовался. – Где тебя высадить?

-         Ну, там, у вокзала, у банка…

Пока доехали – рассвело уже совсем. Доехали быстро. Попрощались.  «Удачи тебе!» - брошенное сочным говорком водителя, растаяло на рассветной вокзальной площади.

Что ж, при дневном свете, фура была как фура: обыкновенный грязный, до дождя, видимо, бывший пыльным, трудяга СуперМАЗ, явно много уже поработавший на своем веку. Правда, заднюю дверцу фуры, вместо знака автопоезда, украшала собой такса о шести ногах, с комментарием: «Хоть и шесть ног, а заносит!»

А еще одна надпись красовалась на дверце, которой хлопнул парень. Он бы даже ее заметил, если бы возжелал обратить на нее внимание. Выведенная пальцем по грязи, довольно большими и косыми буквами, надпись гласила: «Домой. Голосовать!» (что имелось в виду? место назначения?). Может быть, надпись оставил кто-то из прежних попутчиков, может быть, и не так… Одно было доподлинно: она не стиралась.

 

Впрочем, своего любителя замечать – в том числе, и надписи – она все-таки нашла.

День заканчивался. Темнело. Из близкорасположенного привокзального туалета, типа очень загаженный сортир, воняло. Было очень тепло и пыльно.

Они столкнулись у фуры: возвратившийся откуда-то водитель и любитель замечать надписи, вернее, любительница, столкнулись и уставились друг на друга. Он улыбнулся – во всю свою типажную положительность, - поправляя – вполне антуражно замасленную – кепку.

Объект его внимания, а так же любительница замечать надписи – рыжеволосая, довольно молодая особа в черно-пестрой рубашке, похоже, времен молодости ее мамы, и ношеных джинсах – изучила его слегка настороженно, явно подумывая, не лучше ли удрать, потом настороженность сменилась задумчивой внимательностью, и, наконец, - ответной улыбкой:

-         Уверена, что я тебя знаю! – и прибавляя в улыбку какого-то задумчивого ехидства, - А ты и впрямь дотуда довезешь?

В голубых глазах водителя явно прибавилось веселых чертиков:

   -  Ну, Таксик! – он ласково похлопал рукой по борту грузовика, уясняя адресата данного обращения, - Есть и на нашей улице праздник: наконец-то нас угадали… Ты кто будешь-то, сестрица?

-         Рыжая, - чуть пожав плечами, представилась она.

-         А… - загадочное прозвище девушки явно много что объяснило водителю. – Ну так: тебя добросить?

-         Пожалуй, - согласилась она.

 

Дорога повторялась. Темнело. Надвигался туман. Фура, рыча, взбиралась на очередной подъем. Правда, на сей раз, разговор в кабине являлся не сольным номером попутчика, а весьма дружеским трепом:

-         А ты смелая, - оценил водитель. – Одна, на ночь глядя, с незнакомцем…

-         Шутишь? – улыбнулась она в ответ. – Не, трусохвостов таких, как я, поискать – и не найти… Между прочим, я вообще голосовать боюсь и понятия не имею, с какой стороны к КАМАЗу подходить…

-         Ну так подошла же…

-         Наверное, я просто тебя угадала… Как тебя, кстати, называть?

-         Водила я, - отозвался он, снова отвлекаясь на дорогу. За окнами сгущалась темнота, было уже непонятно, где они едут. – А он – Таксик, - он ласково погладил приборную доску. – А тебя я знаю, от братца слышал…

-         А братец-то твой кто?

-         Да этот, раздолбай в зеленой куртке с флейтой, кто ж его не знает? – хмыкнул Водила в ответ, круто заворачивая руль.

-         Флейтист? – вопросила Рыжая, явно радуясь общему знакомству.

-         Ну да… Вот так по свету и мотаемся. Не везде ж своим ходом, да с флейтой можно, кое-где и нам с Таксиком работка найдется, верно говорю? – мотор рыкнул, точно соглашаясь с ним. – Братишке-то тут не по себе, а нам – в самый раз…

-         А ведь кое-где и на Таксике не проехать…- задумчиво произнесла Рыжая.

-         Ты об этих, с лазерами-бластерами всякими? И такие водятся, куда они денутся… Я к ним туда пока не забредал, да и не жалуюсь… Ох, не люблю я этих, со звездолетами: нервные они!..

 

Фуру ощутимо тряхнуло, Водила ругнулся:

-         Начинается! Ну, Таксик, не капризничай!.. Главное, угадать, куда свернуть, - объяснил он Рыжей свое напряженное внимание к непроглядной темноте за окнами. – Тут-то как раз своим ходом проще, а всякие Таксики о шести ногах, десяти колесах – редко мотаются… Тут, считай, все полосы – встречные, и при ха-а-рошем движении… А ну как вынесет в какую-нибудь глубокую жопу, типа Города Убитой Травы – выбирайся потом, и хрен выберешься!.. Но у меня опыт есть, - самодовольно добавил он, когда трясти перестало: под колесами явно была не пресловутая гравийка, а  что-то гораздо более удобное и гладкое… Если, конечно, там вообще что-нибудь было…

-         И часто ты так гоняешь? – поинтересовалась Рыжая, даже не стараясь вглядываться в кромешную тьму за окнами.

-         Реже, чем хотелось бы, - отозвался Водила.

-         Чего ж так?

-         Да, видать, не везет мне… А потом – так не силком же запихивать буду, попросят – подвезу. А так – кого подвожу?  Ну, знаешь, им же про Дорогу рассказывали, - Водила хмыкнул. – Старшие… А видать, у тех, кого я в свое время подвозил, дела поинтереснее нашлись, чем Старшими становиться… Так про меня и не рассказывают. Хотя – было тут, давненько, подвозил я как-то одного – белесый, глаза такие, точно месяц не кормили… Ну и, сидит он здесь, и рассказывает мне, что мол вот, один Старший – имя вот не запомнил - говорит, есть дескать такой – или даже сказка такая, сказал – подвозит народ, ну, соответственно… Так еще высказал, ну понятно, на, как там это у них называется, цивила, впечатление произвести надо… Ну, я ему сдуру возьми, да и скажи, что это я… Отвез. А теперь вот думаю – а ну, как не я? Ты, случайно, не знаешь, а то – и привет коллеге передать?

-         А ты думаешь, мне кто про Дорогу – рассказывал? – поинтересовалась Рыжая.

-         Знаю, что нет, - улыбнулся Водила.

-         А что поделать, - философски заметила она, - рылом я моим плебейским не вышла просветленно так ресничками хлопать: «А расскажи мне о сущности  Дороги…» Не люблю я их, Старших – так на своем старшинстве зависли, что скушно с ними… Да и вообще, я не «дорожник», я – внедорожник. Вот и приходилось – все знать самой.

Водила улыбнулся:

-         Ну, знаешь, чтобы все – самой, это не внедорожником, это танком надо быть, а то где и расшибешься…

-         На всякий танк своя граната найдется, - хмыкнула Рыжая.

Водила снова улыбнулся, вновь переключая все свое внимание на дорогу. Непроглядная темнота за окнами не давала никаких основания к его следующей фразе:

-         Скоро приедем… Братца встретишь – привет передавай!

-         Охотно.

-         Ты на братца-то не злись, в случае чего, - неожиданно произнес он следом. – Он, в общем, парень хороший, это работка у него нервная… С этой серебряной дудкой вандалаться – это тебе не на Таксике гонять.

-         Пробовали – знаем, - отозвалась Рыжая.

-         И это пробовали? – Водила явно удивился. – Танком тебе, сестрица, надо быть, и каким-нибудь там Т-90. Или помирать не надоело?

Ответ Рыжей – который был, и был: «Надоело!», - заглушил прорвавшийся снаружи – громче даже куда-то отдалившегося рева мотора – непонятный шелест, который Водила наградил проклятием и резким визгом тормозов.

-         Устал видать, - прокомментировал он вслед. – Промахнулся малость, не на дорогу выехал. А Таксик-то он, конечно, Таксик, только не одну тонну весит… Травку жалко, - наигранно-слезливым тоном произнес он, и, уже обычным, добавил, - Да тут до Дома недалеко, вниз с холма – и Дом, доберешься?

-         Доберусь…

 

В приоткрытую дверь ласкались травы… Неведомых ароматов полная, осененная всеми звездами ночь над Домом у Дороги…

-         Не забудь привет передать! – донеслось из-за дверцы. – Счастливо, сестричка, рад был познакомиться!.. Поди, свидимся…

-         Счастливо и вам, - махнула рукой Рыжая, и замахали вслед и травы под рукой – руке вровень и выше, - и тебе и Таксику… Доброй Дороги!

 

Фура подмигнула габаритками и растаяла в окружающей все-звездной ночи над Домом у Дороги…